Зимой 1946-го в Киеве публично повесили нацистских преступников, совершивших неслыханные преступления в Украине в 1941—1944 гг.
Казни предшествовал суд. Его считали продолжением Нюрнбергского процесса, который начался в ноябре 1945-го (проходил параллельно с Киевским и продлился еще более полугода после него). Но в Нюрнберге судили представителей руководства Третьего рейха, а в Киеве — пятнадцать человек из числа тех, кто особо «отличился» именно в Украине.
Следствие вели в Москве. Потом дело, насчитывающее двадцать два тома, передали в столицу УССР. Сюда же под конвоем отправили и подсудимых. Их поместили в Лукьяновскую тюрьму.
Для судебного заседания был предоставлен зал Дома Красной Армии (сейчас — Дом офицеров на улице Грушевского). Перед трибуналом Киевского военного округа предстали три генерала, один подполковник и военнослужащие ниже званием — до обер-ефрейтора и вахмистра.
Они во время войны занимали должности комендантов украинских городов (Коростышева, Коростеня, Первомайска и т.п.), начальников лагерей военнопленных, руководителей жандармерии разного уровня, военнослужащих дивизий СС и полицейских батальонов. Такие должности предполагали непосредственное участие в массовых расстрелах или руководство карательными акциями.
Состав подсудимых был крайне разнороден: от генерал-лейтенантов Шеера и Буркхардта 1889 года рождения до унтер-офицера Майера 1925 года.
Судебное заседание началось 17 января. Подсудимые все отрицали. Но после выступлений многочисленных свидетелей — заседание продолжалось в течение 11 дней — произошел перелом.
28 января суд объявил приговор: 12 обвиняемых были приговорены к смертной казни. Еще троих, ниже по званию, приговорили к каторжным работам в лагерях на срок 15 и 20 лет.
На следующий день на площади Калинина (ныне — Майдан Незалежности), построили виселицу. Её установили ближе к нынешней Костёльной улице. Собралось около 200000 зрителей. Эшафот окружила конная милиция.
Под эшафот подогнали грузовики с открытыми платформами, на которых стояли осужденные со связанными за спиной руками. Им накинули петли на шеи. Затем прозвучала команда, – и машины отъехали…
Киевский процесс. Скамья подсудимых
Обер-лейтенант Иогшат, командир взвода полевой жандармерии, 42 года:
«Все знали, что он (Гитлер – Ред.) хочет истребить советский народ, что он хочет пространства для Германии. Если сегодня главные военные преступники, сидящие в Нюрнберге на скамье подсудимых, как мы здесь в Киеве, этого не говорят, мы должны сказать, что не были безобидными телятами, мы знали, в чем дело. Сейчас я жалею об этих преступлениях. Я очень жалею, что я, сын рабочей семьи, в стране рабочих сотворил такие разрушения. Я всю свою жизнь работал тяжело и хочу и дальше работать. Я вас прошу, судьи, дать мне возможность отдать все свои силы на построение и возмещение того, что здесь было разрушено». Лейтенант Иогшат рассказал, что при эвакуации Артемовска приказал расстреливать местных жителей, не выполняющих распоряжения об эвакуации. Признал, что дети тоже расстреливались, и объяснил это очень «трогательно»: «Ведь они оставались без родителей. Не было ни отца, ни матери, и им трудно было бы существовать без родителей. На этом основании они расстреливались»…
Фельдфебель Геплерфорт, 38 лет:
«Признаю себя виновным во всех случаях арестов и расстрелов, о которых здесь было сказано. Я прошу только учесть то, что у меня самый маленький чин в полиции и что невыполнение мною приказов повлекло бы за собой наказание, а может быть, и смертную казнь, и если бы не я, то кто-нибудь другой выполнял бы те же распоряжения и, может быть, еще более жестоко.
Я прошу учесть также и то, что весь немецкий народ и мы в том числе уже наказаны тем, что многие из наших близких уже убиты. Вспомните, что в Дрездене в одну ночь во время воздушного нападения было уничтожено 800 000 нашего населения».
Труккенброд, подполковник, комендант Коростышева, Коростеня и др., 55 лет:
«Я никогда не принимал участия в расстрелах и уничтожении мирного населения… Я жертва какого-то страшного недоразумения».
