Сегодня исполняется 130 лет со дня рождения советского писателя, поэта, публициста, журналиста, общественного деятеля Ильи Эренбурга (в советское время многие источники указывали датой рождения 27 января).
Илья Эренбург – самый популярный военный публицист СССР. Памфлеты, репортажи, листовки, фельетоны, обзоры он писал в основном для бойцов фронта и тыла. Они печатались в центральных и местных, фронтовых, армейских и партизанских газетах, звучали по радио, выходили брошюрами и книжками. Их знала вся страна – от солдат до маршалов, от рабочих эвакуированных заводов до крестьян.
Эренбург известен как автор первого в советской литературе употребления словосочетания «День Победы» — оно появилось 12 декабря 1941 года, в начале контрнаступления под Москвой, в статье «Судьба Победы», опубликованной писателем в газете «Московский железнодорожник». В статье, посвящённой труженикам стальных магистралей, в частности, говорилось:
«Железные дороги — сосуды, по ним течёт кровь страны: снаряды и хлеб, бомбы и нефть. С доверием смотрит Красная армия на железнодорожников: это братья по оружию — один стреляет, другой подаёт патроны. Наши железнодорожники показали себя отважными бойцами… Когда настанет День Победы, наши бойцы первые вспомнят о железнодорожниках…»
Илье Эренбургу и Константину Симонову принадлежит авторство лозунга «Убей немца!» (впервые прозвучавшего в стихотворении К. М. Симонова «Убей его!»), который широко использовался в плакатах и — в качестве заголовка — листовках с цитатами из статьи Эренбурга «Убей!» (опубликована 24 июля 1942 года). Гитлер лично распорядился поймать и повесить Эренбурга, объявив его в январе 1945 года злейшим врагом Германии.
В 1944 году Эренбург побывал во фронтовой командировке в Восточной Пруссии, был непосредственным свидетелем военных действий Восточно-Прусской операции. Об этих впечатлениях он оставил целый ряд статей и очерков, а также главу в мемуарах «Люди, годы, жизнь».
В мемуарах Эренбург описывает Восточную Пруссию как сытую и зажиточную, с преобладанием интеллигентского населения (чиновников, адвокатов, врачей), с благоустроенными домами, гордящимися своим мещанским уютом, со скудной однако культурной жизнью (во многих городах не было библиотек, в музеях сплошь трофеи да портреты военных и политических деятелей).
В отличие от статей и очерков военного периода, в своих мемуарах писатель пытается дать взвешенную и объективную оценку случившегося. Воспоминания о взятых городах Восточной Пруссии проникнуты жалостью и великодушием, в них нет места ненависти или мести: «Позднее в западногерманской печати много писали о «русских зверствах», стремясь объяснить приниженное поведение жителей естественным ужасом. По правде сказать, я боялся, что после всего учиненного оккупантами в нашей стране красноармейцы начнут сводить счеты. В десятках статей я повторял, что мы не должны, да и не можем мстить – мы ведь советские люди, а не фашисты. Много раз я видел, как наши солдаты, хмурясь, молча проходили мимо беженцев. Патрули ограждали жителей. Конечно, были случаи насилия, грабежа – в любой армии имеются уголовники, хулиганы, пьяницы; но наше командование боролось с актами насилия».
Эренбург проводит четкую грань между Третьим рейхом и простыми немецкими жителями: «Бог ты мой, если бы перед нами оказались Гитлер или Гиммлер, министры, гестаповцы, палачи!.. Но на дорогах жалобно скрипели телеги, метались без толку старые немки, плакали дети, потерявшие матерей, и в сердце подымалась жалость. Я помнил, конечно, что немцы не жалели наших, все помнил, но одно дело фашизм, рейх, Германия, другое – старик в нелепой тирольской шляпе с перышком, который бежит по развороченной улице и машет клочком простыни».
В то же время Эренбург не снимает ответственности с простых немцев за то, что они санкционировали политику Гитлера, за то, что бездействовали и пытались дистанцироваться от преступлений Рейха: «Люди, с которыми я разговаривал, вначале отвечали, что они ничего не знали об Освенциме, о «факельщиках», о сожженных деревнях, о массовом уничтожении евреев; потом, видя, что ничто непосредственно им не угрожает, признавались, что отпускники о многом рассказывали и осуждали Гитлера, эсесовцев, гестапо». «В те дни я почувствовал, что круговая порука связывает свирепых эсесовцев и мирную госпожу Мюллер из Растенбурга, которая никого не убивала, а только получила дешевую прислугу – Настю из Орла».
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
Великий человек патриот.