8 декабря свой День рождения празднует Алиса Бруновна Фрейндлих, советская и российская актриса театра и кино, Народная артистка СССР.
В сентябре 1941 года уроженка Ленинграда Алиса Фрейндлих пошла в первый класс. Спустя неделю фашисты взяли город в кольцо. Воспоминания о блокаде навсегда остались в памяти великой актрисы:
«Наша семья выжила только благодаря бабушке Шарлотте – папиной маме. Она была немкой по происхождению, и потому прививала нам железную дисциплину. В первую, самую страшную зиму 1941–1942 годов ленинградцам выдавалось по 125 граммов хлеба – этот маленький кусочек надо было растянуть на весь день. Некоторые сразу съедали суточную норму и вскоре умирали от голода, потому что есть больше было нечего. Поэтому бабушка весь контроль над нашим питанием взяла в свои руки. Она получала по карточкам хлеб на всю семью, складывала его в шкаф с массивной дверцей, запирала на ключ и строго по часам выдавала по крошечному кусочку.
У меня до сих пор часто стоит перед глазами картинка: я, маленькая, сижу перед шкафом и умоляю стрелку часов двигаться быстрее – настолько хотелось кушать… Вот так бабушкина педантичность спасла нас.
Понимаете, многие были не готовы к тому, с чем пришлось встретиться. Помню, когда осенью 1941 года к нам зашла соседка и попросила в долг ложечку манки для своего больного ребёнка, бабушка без всяких одолжений отсыпала ей небольшую горсточку. Потому что никто даже не представлял, что ждёт нас впереди. Все были уверены, что блокада – это ненадолго и что Красная Армия скоро прорвёт окружение.
А еще многие погибли от обморожения. Потому у нас в квартире постоянно горела буржуйка. А угли из неё мы бросали в самовар, чтобы всегда наготове был кипяток – чай мы пили беспрерывно. Правда, делали его из корицы, потому что настоящего чая достать уже было невозможно. Ещё бабушка нам выдавала то несколько гвоздичек, то щепотку лимонной кислоты, то ложечку соды, которую нужно было растворить в кипятке и так получалось «ситро» – такое вот блокадное лакомство. Другим роскошным блюдом был студень из столярного клея, в который мы добавляли горчицу…
Ещё настоящим праздником становилась возможность помыться. Воды не было, поэтому мы разгребали снег – верхний, грязный, слой отбрасывали подальше, а нижний собирали в вёдра и несли домой. Там он оттаивал, бабушка его кипятила и мыла нас. Делала она это довольно регулярно, поскольку во время голода особенно опасно себя запустить. Это первый шаг к отчаянию и гибели.
… Бомбёжка начиналась неожиданно – налёт мог начаться в любое время суток. Полагалось сразу же выходить из дома и спускаться в бомбоубежище. Поначалу это правило соблюдалось неукоснительно, но постепенно, день ото дня, люди стали всё реже делать это. Одни уже настолько обессилели от ежедневных мучений, что жизнь стала им безразлична. У других, измотанных голодом, просто не осталось сил даже выйти из квартиры. В лучшем случае спускались к нам на первый этаж или, выйдя на улицу, становились в каких-нибудь нишах.
Однажды, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, мы все же оказались в убежище. Когда вышли, увидели: в наш дом попала бомба. Наша квартира оказалась полностью разрушена, оставаться там жить было уже невозможно. Поэтому мы перебрались в комнату папиного старшего брата. Он жил в коммуналке в соседнем подъезде. У папиного брата тоже была семья – жена тётя Зоя и четырёхлетний сын Эдик. Пришлось сдвинуть все имевшиеся в доме кровати, и мы на них спали все вместе. Тесновато, зато тепло. В комнате с прежних времён осталась большая изразцовая печь, в неё втиснули буржуечку и топили. Дров не было, потому на растопку пошла мебель. В итоге сожгли практически всё, кроме кроватей и нескольких стульев.
…Прошло столько лет, но эхо блокады продолжает звучать во мне. Например, я не могу видеть, если в тарелке что-то осталось недоеденное. Говорю внуку: «Положи себе столько, сколько сможешь съесть, лучше потом ещё добавочку возьмёшь». Он сердится – дескать, вечно бабушка лезет со своими причудами. Просто он, как нормальный человек мирного времени, не может представить, что эта крошечка хлеба может вдруг стать спасением от смерти».