Судьбе огнемётчика не позавидуешь. Огромный баллон с вязким горючим за плечами делал из солдата подобие «живой бомбы».
На деле огнемет был штукой опасной и весьма эффективной, а в некоторых случаях и вовсе незаменимой. Например, при штурмах укрепрайонов и превращенных в крепости городов, вроде Кенигсберга. Случалось, что они помогали решить исход отдельных боев и даже небольших сражений. Именно так произошло в конце ноября-начале декабря 1941 года, когда в рамках операции «Тайфун» немцы приблизились к западным пригородам столицы. Шоссе Москва-Минск первоначально было одним из основных направлений удара. Уже пали Можайск, Верея и Руза. На очереди были Наро-Фоминск, Звенигород и Кубинка. Современный лётный городок был отмечен на картах вермахта не только как узловой пункт обороны, но и крупнейшая материально-техническая база РККА: стратегически важный аэродром, офицерские и сержантские школы, танковый и артиллерийский полигоны. Потеря места могла стать роковой для обороны столицы, и бои здесь приняли крайне ожесточенный характер.
Линию Акулово-Дютьково защищала 32-я дивизия героя Московской битвы, полковника Виктора Ивановича Полосухина. В один из критических моментов 1 декабря, когда танки и кавалерийский разведбатальон вермахта, усиленный ротой мотопехоты из французского «Легиона борцов с большевизмом», прорвались в сторону Кубинки и заходили в тыл сибирякам Полосухина, перед ними вдруг, как в сказке, возникла огненная стена.
Вслед за огненным валом, созданным с помощью так называемых «бутылочных полей», в немцев со всех сторон полетели мощные струи горящего химического состава. Первое применение фугасных огнеметов (ФОГ-1) в обороне Москвы уничтожило до полуроты нацистской пехоты. На поле остались несколько обгоревших немецких «панцеров», покинутых экипажами. Но главное, стеною огня и последовавшей за ней красноармейской контратакой был ликвидирован опасный прорыв немцев, угрожавший и дивизии и всей линии обороны под Кубинкой.
Ещё накануне, по личному распоряжению командующего 5-ой армией Леонида Говорова, в 32-ю дивизию прибыли хмурые молчаливые бойцы из отдельной 26-й огнеметно-фугасной роты. Вместо привычных ранцевых огнеметов, химики привезли с собой что-то похожее на газовые баллоны, с приваренным сверху соплом. Это и были ФОГи, созданные коллективом конструкторского бюро №47, под руководством инженеров Науменко и Новикова. Они едва ли годились для маневренных действий, но в обороне оказались крайне эффективным оружием. Помещенные в специальные окопчики, замаскированные под стога и кусты, огнемёты направленно выбрасывали горящую смесь, выжигавшую всё на площади нескольких десятков квадратных метров.
Немецкие офицеры, многие из которых во время Московской битвы вели подробные дневники в стиле наполеоновских офицеров, отмечали, какой ошеломительный эффект произвела на них огненная стена, регулярно возникавшая в районе Колюбакино-Кубинка-Наро-Фоминск. Отто Вайдингер, штурмбанфюрер панцер-гренадерского полка «Дер Фюрер», вспоминал, что страшные крики погибших в огненном шторме товарищей преследовали свидетелей этого всю жизнь, а гибель в огне двух авангардов, под Дютьково и Акуловкой, произвела на наступающие войска неприятный деморализующий эффект.
Советские огнеметчики были одними из тех, кто поставил горящую точку в истории обороны Москвы. Уже 2-3 декабря немецкое наступление на Кубинку и Наро-Фоминск захлебнулось. А 5 декабря началась колоссальная по масштабам операция, итоги которой стали первой стратегической катастрофой вермахта в ходе войны.
Огнеметчики 26-й роты накануне наступления нанесли очередной удар по немцам в районе Наро-Фоминска. Солдаты химических войск лейтенант Илья Швец, рядовые Евгений Синьков и Сергей Верещагин и лейтенант Иван Швагер были представлены к орденам Ленина. Звезды Героев тогда давали редко, но огнемётчики их явно заслужили. Подразделению, одному из первых, присвоили звание Краснознаменного. Все без исключения бойцы огнеметно-фугасной 26-й роты получили правительственные награды.
На фото: советский воин-химик с огнеметом ранцевого типа. 1945 г.